‹Значит, если ты пришел в церковь, накачавшись спиртным, считается, что ты навеселе?›
Я рассмеялся:
‹Ага, что-то вроде того›.
Когда я добрался до магазина, то первым делом положил Фрагарах на полку под аптекарским прилавком, а затем разрешил Оберону покружить по залу, чтобы он нашел себе местечко поудобнее. Лишь после этого я повесил на дверь табличку «ОТКРЫТО».
Перри, конечно, выглядел очень мрачным, как и полагалось правильному готу.
Воскресенье выдалось оживленным, как будто все нехристиане Темпе старались купить нечто языческое, пока прихожане присутствовали на мессе. Тех, кто вырос в чопорной христианской обстановке, было видно сразу: они выкладывали на прилавок книги по черной магии или работы Алистера Кроули, нервно улыбались и поражались собственной смелости – ведь они покупали то, что их родители запрещали даже брать своим чадам в руки! Их аура пылала от сексуального возбуждения, причин которого я не понимал, впрочем, вскоре все встало на свои места: ведь им предстояло прочитать про систему верований, где разрешалось заниматься сексом, и они с нетерпением ждали мгновения, когда новые знания можно будет применить на практике.
Схожими признаками отличались и представители серьезных магических культов. Их аура напоминала кипящий котел, а на их лицах появлялось одно из трех определенных выражений, когда они смотрели на неофитов, которые мечтали сделать головокружительную карьеру в оккультизме и приобретали для данной цели свою первую колоду карт Таро. Они либо презрительно усмехались в открытую, либо еле заметно улыбались, или же на них накатывала ностальгия по тем временам, когда они сами блуждали в потемках.
В свою очередь, Эмили держалась весьма презрительно. Она влетела в магазин, разряженная, точно избалованная девица из Скотсдейла, всегда кишащего туристами, и показала мне язык.
– Эмили! – послышался сердитый голос от двери прежде, чем я успел открыть рот.
В следующее мгновение после классического родительского выговора – произнесенное на публике имя ребенка и суровый тон в качестве жирной точки – в магазин вошла сердитая женщина, и глаза Эмили округлились.
Ведьма поняла, что у нее наклевываются неприятности.
Я моментально догадался, что ко мне пожаловала сама Малина Соколовска. Выглядела ведьма на тридцать с хвостиком, что, естественно, было иллюзией – истинный возраст Малины наверняка приближался к сотне лет. (Подозреваю, что ей было даже больше, поскольку Эмили успела сболтнуть мне о своей «юности» еще накануне, а значит, Малине отводилась роль старшей наставницы.)
Малина оказалась натуральной блондинкой, с бледно-золотистыми волосами, которые меня совершенно заворожили. Блестящие душистые пряди мягкими волнами ложились ей на плечи: такие локоны обычно демонстрируют модели в рекламе компаний, производящих шампуни.
Сама же Малина была одета в куртку из красной шерсти, слишком теплую для нашей аризонской осени, но великолепно контрастировавшую с ее цветом волос.
К счастью, амулет помог мне прийти в себя. Ничего себе! Ведьма окутала свою гриву заклинанием, усиливающим женскую привлекательность. Обереги в магазине не сумели с ним справиться, но железо моего фермуара почти полностью приглушило колдовские чары. Что ж, похоже, здесь работала не обычная магия ведьм. Очень круто. Пугающе, но круто.
Ее волосы были и впрямь великолепны, но теперь я сумел оторваться от их созерцания и оценить остальные прелести Малины. Золотистые брови ведьмы выгодно оттеняли ее удивительные лазурные глаза, а патрицианский нос имел идеальную форму, впрочем, как и ее накрашенные губы с чуть-чуть опущенными уголками. Ее нежная фарфоровая кожа напоминала о европейской аристократии… или о болезненной бледности готов, однако скулы Малины окрашивал легкий румянец. Ну а ее шею я бы уподобил изящной колонне, на которой сияло золотое ожерелье, частично скрытое воротником куртки.
Невербальные сигналы Малины были настолько сильными, что у меня возникли сомнения в необходимости разговора. Даже не проверяя ауру Малины, я сообразил, что ведьма обладала шиком, которого не хватало Эмили. Передо мной стояла гораздо более опытная, умная и могущественная женщина, и она не хотела меня оскорбить, в то время как Эмили не могла отказать себе в этом удовольствии.
Но Малина была и несравнимо опаснее, чем Эмили.
– По-моему, ты все отлично поняла, Эмили, – произнесла Малина, и я отметил, что ее польский акцент звучит заметнее, чем по телефону, возможно, из-за того, что она сердилась.
Эмили опустила глаза и что-то невнятно пробормотала.
– Мне не нужны твои отговорки! Немедленно попроси прощения у мистера О’Салливана.
Класс! Малина заработала еще несколько баллов в моих глазах! Но внезапно я очнулся: я вспомнил, что имею дело с ведьмами, и они могли спланировать это шоу заранее. Однако Эмили выглядела так, словно она охотнее согласилась бы совокупиться с козлом, чем приносить мне извинения, поэтому я искренне наслаждался происходящим – и плевать мне было на то, что они, вероятно, разыгрывают спектакль.
Другие покупатели таращились на ведьм, ни о нем не подозревая. Еще бы – от Малины и Эмили было трудно оторвать взгляд, правда по разным причинам.
Эмили замялась, и тогда Малина перешла в наступление: она понизила голос, в котором зазвучали грозные нотки, и прошептала:
– Если не извинишься, то я выдеру тебя прямо здесь, Эмили, клянусь тремя Зорями! Тебе предъявят обвинение в нарушении контракта – и тебя вышвырнут из ковена! Тебе мало неприятностей, Эмили?